Отель `Трансильвания` - Челси Куинн Ярбро

— Мудрое решение, — произнес Сен-Жермен. Графиня с изумлением на него посмотрела и попыталась припомнить, не рассуждала ли она вслух.

— Через какое-то время мы с Мадлен удалимся. Уже пора перейти в обеденный зад, и нашего исчезновения никто не заметит. А встречные решат, что я веду ее к вам.

Графиня кивнула со слегка озадаченным видом. Взглянув на Мадлен, она увидела, что та все еще разговаривает с Шаторозом.

— О Господи! Да он вокруг нее так и вьется, — пробормотала она.

— Не беспокойтесь, — мягко сказал Сен-Жермен. — Ручаюсь, сейчас она вне опасности, а я, в свою очередь, приложу все усилия, чтобы никакой Сен-Себастьян не причинил ей вреда.

Клодия вдруг замерла, словно прислушиваясь к своим мыслям, потом с подозрением посмотрела на своего кавалера.

— О, вы очень добры, граф. Мне остается только гадать о причинах столь доброжелательного к нам отношения.

Сен-Жермен рассмеялся, услышав эти слова.

— Только не думайте, Клодия, что я имею на девочку виды. Все очень просто. Я, как и вы, недолюбливаю Сен-Себастьяна и пользуюсь всяким удобным случаем ему насолить.

Как ни уклончив и легковесен был этот ответ, приходилось им удовольствоваться. В глубине души графиня была довольна, что Сен-Себастьян неприятен не только ей. Она распростилась с графом и направилась в сторону обеденной залы.

А Сен-Жермен двинулся прямо к Мадлен.

— Тысяча извинений, дорогой Шатороз, но графиня просила меня сопроводить к столу вашу юную собеседницу.

Шатороз пренебрежительно передернул плечами.

— Если вы перепоручите мне эту почетную обязанность, граф, то сможете и дальше свободно располагать своим временем, я же буду иметь удовольствие немного дольше насладиться обществом мадемуазель де Монталье.

— Эта почетная обязанность меня ничуть не затруднит, — возразил Сен-Жермен, предлагая Мадлен руку. — Вы только что танцевали с мадемуазель и удерживаете ее при себе уже около получаса. У вас есть преимущество — я не танцую. Так что не лишайте меня тех нескольких минут удовольствия, какие подарит мне переход из танцевального зала в обеденный.

— Ваш уход подобен уходу луны с небосклона, — хмуро сказал девушке Шатороз, одарив соперника злобным взглядом.

Граф нимало тем не смутился.

— Пойдемте, дитя мое. Тетушка вас заждалась.

Насмешливо взглянув на маркиза, он добавил:

— Ваша стратегия, сударь, не очень удачна. Попытайтесь за время нашего отсутствия разработать другую.

Оркестр грянул что-то из Генделя, и Сен-Жермен не расслышал слов своей спутницы, потонувших в грохоте музыки и шуме толпы.

— Что вы хотели сказать? — спросил он, когда они оказались в длинном, уводившем вглубь здания коридоре.

— Благодарю за избавление, граф, — повторила Мадлен.

Глаза Сен-Жермена блеснули.

— Он вам так надоел?

— Ужасно! — Девушка сделала большие глаза, не замечая, что граф уводит ее все дальше и дальше. — Конечно, это очень мило, когда тебе непрерывно твердят, что ты чудесна, что ты ослепительна. Но я же вижу, что это не так! Взять, например, мадам де Шардоннэ или герцогиню де Кенор, уж они точно превосходят меня как красотой, так и лоском. А кроме того, — с горячностью продолжала она, — он говорит со мной как с только-только окончившей курс ученицей!

— Каковой вы, собственно, и являетесь, — с мягкой иронией произнес Сен-Жермен, открывая маленькую боковую дверцу. Мадлен не обратила внимания и на это.

— Он цедит слова так, словно я не способна понять и половину из них!

Только теперь Мадлен увидела, что находится отнюдь не в обеденном зале, и с удивлением огляделась.

Комната была невелика, но обстановка ее дышала изысканной элегантностью. В мраморном камине тлели угли, напротив располагались две персидские банкетки, поставленные углом. В дальнем конце комнаты над письменным столом висела еще одна картина Веласкеса. Телескоп, астролябия, книги в сафьяновых переплетах говорили о склонности их владельца к научным занятиям. Шелковые гардины, скрывали альков с по-монашески узкой постелью.

Сен-Жермен указал на одну из банкеток.

— Прошу вас, садитесь, — мягко сказал он и отошел к письменному столу. — Мне необходимо с вами кое-что обсудить.

Девушка была откровенно шокирована таким вероломством. А она-то считала, что граф — единственный человек, которому можно безоговорочно доверять.

— Где мы? — спросила она, стараясь держаться спокойно.

— В одном из моих кабинетов, — ответил Сен-Жермен, отъединяя телескоп от штатива. На девушку он не глядел.

— А моя тетушка…

— В обеденном зале, как я вам и говорил. Мы к ней присоединимся позднее.

— А если я захочу видеть ее прямо сейчас? — ледяным тоном спросила Мадлен.

— В таком случае я вас, разумеется, к ней провожу.

Сен-Жермен взял телескоп в руки и любовно провел пальцами по его гладкой поверхности.

— Вот поистине изумительный инструмент. Однако Галилея некогда заставляли отрицать очевидное. Жаль.

Мадлен покосилась на дверь. Она была не закрыта. В замке — ключ, ручка опушена вниз. Девушка почувствовала, что тревога ее заменяется любопытством. Она села и грациозным движением поправила платье. Если их тут застанут, избежать скандала будет нельзя. Репутация ее определенно находилась в опасности. Однако какое-то чувство подсказывало Мадлен, что все обойдется. «Господин, рассуждающий о Галилее, не особенно похож на одержимого страстью маньяка», — подумала она.

— И вы правы, — произнес Сен-Жермен, кладя телескоп на стол. — Я привел вас сюда не затем, чтобы на вас посягать. Речь пойдет о том, как оберечь вас от посягательств.

Мадлен чуть подалась вперед.

— Я вас слушаю, граф.

Она мысленно улыбнулась, заметив выражение одобрения, промелькнувшее на лице Сен-Жермена.

Несколько мгновений длилось молчание. Затем граф наклонился над столом, глубоко засунул руки в карманы и негромко спросил:

— Что вы знаете о сатанинской силе?

— Сатана — враг Божий и человеческий, падший ангел, посягнувший на небесный престол, — ответила, не задумываясь, Мадлен. Потом добавила, помолчав: — Ему позволено творить зло, искушать людей и вовлекать их во грех…

Сен-Жермен устало покачал головой.

— Так вас учили монахи. Но что вы знаете о силе, питающей зло?

— Я же сказала… — смешалась Мадлен.

— Тогда вам надо учиться заново, — вздохнув, проговорил граф. Он откинул голову, потом снова наклонил ее — как человек, не знающий, с чего начать.

— Есть единая сила, в которой и зло, и добро. Она подобна рекам, которые поят нас, но могут и уничтожить. Радуемся мы орошающим нивы дождям или гибнем в бурных волнах, вода не меняется, она одинакова в своей сути. То же можно сказать и о силе. Когда она нас возносит, открывает глаза, облагораживает и вдохновляет на стремление к совершенству, мы называем ее божественной. Но если силу используют, чтобы сеять боль, умножать страдания и разрушать, она становится сатанинской. Все это одна сила. Мы сами творим и Бога, и сатану.